Сумерки наступили по-летнему внезапно. Через каких-то 10 минут труднобыло разглядеть лица выпускников, торжественно выстроившихся на своейпоследней лицейской линейке. Жара понемногу спадала. В темных заросляхспорыша, густо покрывшего запущенный газон, затянул свою извечную песнюночной скрипач - сверчок. Из окон близлежащего студенческого общежитияосыпал всех отборными американскими ругательствами "белый парень"Эминем.

Заглушая его изысканную речь, из динамиков на лицейскомкрылечке гремел гимн Независимого государства: "Душу й тіло ми положимза нашу свободу!.." Странное трио! Я смотрел на взволнованныхдевушек, разряженных в платья самых торжественных и невообразимыхфасонов, на парней, неловких и скованных в строгих вечерних костюмах. Лица их были радостными, веселыми.

Но за веселостью этой крыласькакая-то непривычная обреченность. Как-то неожиданно, в одночасьеповзрослели мои одноклассники и одноклассницы... Интересно, я тожевыгляжу старше обычного? "Торжественное собрание, посвященноеокончанию 11-го класса разрешите считать закрытым!" - директор ЛарисаМакаровна как бы опустила занавес над официальной частью праздника. Словно повинуясь какому-то незримому сигналу, выпускники заспешили кожидавшему неподалеку автобусу. Минута - и места в стареньком ЛАЗе, явно не рассчитанном на столько пассажиров, не осталось. Меня крепкопридавили к стенке. Двери с натугой захлопнулись, и мы тронулись.

Быломного поворотов, светофоров и ухабов, пока мы наконец не остановились уцели нашего путешествия - кафе "Метро". Мы вышли из автобуса, сразу жерванувшего с места и скрывшегося за поворотом, и бестолково за топталисьна тротуаре. Мое внимание привлекли наши девушки. Фигуры у них ужесформировались, и я невольно залюбовался тонкими талиями выпускниц, ихстройными округлыми бедрами и молодыми острыми грудками, вздыбленнымикорсетами и лифчиками разнообразных конструкций. — Эй, Миша, пошли фотаться! — Веселый крик одноклассника вывел меня из задумчивости.

Укрыльца уже собиралась компания: 5 девушек и 3 парня. Завуч ТамараМаркиановна настраивала навороченный цифровой фотоаппарат, пристальновглядываясь в экран. Я подошел к ребятам и пристроился где-то с краю. Лишь бы влезть в кадр… Внезапно мне показалось, как чья-то руканежно но уверенно обняла меня за плечи.

Да, так и есть, меня приобнялаЖеня Романова. Ах, Женечка! Знала бы ты, как мне приятно это твоеприкосновение! Знала бы, сколько раз я видел тебя в самых сладких измоих снов… Летней молнией сверкнула вспышка. Все окружили учительницу, рассматривая получившийся кадр. Мы с Женей тоже подошли поближе.

На томрасстоянии, на каком находилась она от меня, я отчетливо уловил ароматдорогих духов. И где она только их достала? Уж точно не в своейзаводской Гордеевке! На ней было голубое платье – достаточно открытое, чтобы дать волю фантазии, но и достаточно закрытое, чтобы не бытьвульгарным. Наклонившись над экраном цифровика, я нечаянно задел ее грудь. Поспешно отдернул руку, как от горячего.

Она посмотрела на меня – весело и совсем не сердито. — Извини, пожалуйста. — только и сумел выдавить из себя. —Ничего. — Голос ее звучал почти игриво, а серо-голубые глаза смотрели вупор, словно прожекторы, высвечивающие потаенные уголки моей души. 14крутых ступенек вело в главный зал кафе. Смеясь, расселись мы застолики. Тамада казалась женщиной средних лет, усталой и изряднопоблекшей. Она очень быстро потухла, как догоревшая свеча, предоставиввыпускникам развлекать себя самим. Я налил себе в бокал немного«Шардене» и посмотрел направо. Там Евгения в кругу подружекзаразительно хохотала за стаканом фруктового сока. Начиналисьтанцы. Ди-джей, такой же невыразительный, как и тамада, хотя и неуклонявшийся от прямых своих обязанностей, поставил Confessa Челентано. Пары сформировались моментально. Каждый парень заранее отметилпонравившуюся девчонку, и теперь, подогретые вином, кавалеры приглашалидам, хихикавших и разыгрывавщих из себя юных Наташ Ростовых. Я подошелк Жене и, потупив глаза, предложил потанцевать. Она, как ни странно, согласилась. На лицейских дискотеках у нее всегда находилась подходящаяотговорка для меня – для меня одного! А сейчас, обняв ее за талию, ячувствовал, что уплываю куда-то под чувственное пение итальянца. Прижимаясь к ней, я ощущал упругость ее груди, чувствовал, казалось, даже через рубашку ее твердые соски. Отдавшись этому сладостномуощущению, я не заметил, как песня кончилась. Прочувствованный баритонуступил место стереотипному блеянию какого-то «Комбината-126» иличего-то в этом роде. Быстрый ритм заставил меня снять пиджак иразвязать галстук – в них становилось жарко. Потом было еще несколькотанцев, и каждый раз я украдкой поглядывал на Женю: как она там? С кем? Воздухав полуподвальном помещении с каждой минутой становилось все меньше. Скоро, чтобы не потерять сознание, мы вынуждены были выйти на улицу. Там, на летней площадке, была своя дискотека – для родителей сучителями. Увидев нас Тамара Маркиановна весело (да, завуч тоже можетбыть и весел, и навеселе) замахала руками, приглашая танцевать. Изколонок донеслись первые аккорды полузабытого «Распутина». Мы все – иученики, и учителя, и некоторые родители – взялись за руки, образовавкруг. Музыка неслась все быстрее и восторженнее – и наш веселый хороводвсе набирал скорость. Директор то и дело сбивалась на нестройный галоп, угрожая опрокинуть стойку от навеса или пальму в кадке. Наконец танецзавершился. И вовремя – кое-кто из старших совсем запыхался. Я отошелнемного в сторону и не заметил, как сзади подошла Женя. — Пошли, пройдемся немного, Миша. Им и без нас сейчас весело! — Голос девушки звучал непривычно… женственно. — Ну, пошли… — А кто бы, интересно, отказался? Мытихонько зашли за угол здания. Не говоря ни слова, проследовали дальше – мимо автостоянки, в направлении нового стадиона. Оказавшись посредистранным образом сохранившегося среди асфальтовых полей луга, она остановилась. Звезд на небе сегодня будто бы сталово много раз больше. А на земле на меня смотрели еще 2 звезды – ееглаза. — Ну, вот мы и на месте. Только зачем было сюда идти? С какойцелью? — Спросил я у Жени по возможности более хладнокровно, хотясладостное предчувствие так и жгло меня изнутри. — Миша, я хотела…Поговорить с тобой… Извиниться перед тобой… — Она потупила глаза — Явидела, что ты… Что я тебе нравлюсь. Да-да, ты, наивный мальчик, думал, что этого не заметно? А я и делала вид, что не замечала. Но теперь… — Что теперь, Женечка? Милая моя… Неожиданноон обвила руками мою шею и — я даже вскрикнуть не успел — приникласвоими губами к моим. Поцелуй длился, казалось, целую вечность. Я незаметил, как обнял ее и прижал к себе. Мне не хотелось отпускать ее, хотелось продлить вечность еще хоть на пару секунд. А она, не отпускаямоих губ, вдруг расстегнула верхнюю пуговицу на моей рубашке. Онаделала все как-то порывисто, торопливо. Несколько секунд – и рубашка натраве. Тут ко мне наконец-то вернулось сознание. Я крепче обнял Женю, ипочувствовал, как низ ее живота трется об мое набухшее в брюкахдостоинство. Девочка на секунду убрала руку с моего торса. Короткое жужжание – и шелковое платье падает к ее стройным ножкам. Вокруг – потухшие на ночь окна офисов. Город спит. В глазах Жени – идетская кротость, и жажда обладания. Ее груди слабо колышатся в ночи. На ней остались одни лишь кружевные трусики. Русые волосы в странномсвете звезд и фонарей отливают белым золотом. Я плавно опускаю любимуюна мягкую и душистую траву. Аромат духом все мощней щекочет ноздри. Где-то с грохотом пролетает ночной троллейбус. Со стороны кафе долетаютобрывки громкой и глупой музыки. Ее ротик приоткрыт в предвкушении. Нетерпение охватывает и меня. Одним движением снимаю с себя брюки. Членуже внимательно стоит по стойке «смирно», будто боец, ожидающий командыатаковать. Я осторожно веду языком по груди Жени. Она начинаетпрерывисто дышать. Моя рука осторожно скользит от прекрасной упругойгруди ниже – к пупку, животику и, наконец, достигает цели. Палец входитв ее сокровенную тайну – сперва осторожно, нащупывая себе путь, азатем, ощутив растущий бугорок, начинает ласкать его. Женечка тихонькостонет и ведет бедрами. Аккуратно беру зубами сосок. Ей совсем небольно, напротив – она только громче стонет и слаже вздыхает. — Ну же… Скорее… — девушке явно не терпится. Да и мне тоже, если честно. Оказавшисьмеж ее раскинутых в стороны ножек, я начинаю нащупывать путь к заветнойцели. Чуть только член касается Жениных губок, она тотчас жезажмуривается, словно кошечка на солнце, бормочет что-то невнятное. А ябыстрым и волевым движением вхожу. Ритмичные движения как-то не оченьвыходят – очень уж невпопад девушка дергает полными бедрами. А внизускапливается и скапливается тепло. Ускоряю темп. Милая уже не стонет – она кричит, мечется подо мною, как в лихорадке. Грудь колышется в тактмоим ударам. Она задирает ножки еще круче. Глаза у нее зажмурены. Женя хватает меня за руки, как будтопытается удержать. Еще немного… Еще с 10 секунд такой бешеной скачки, и… Экстаз наступил почти одновременно. Женечка перестала двигаться, еекрик стал еще громче. Я двигался еще какую-то пару секунд, когданатигло и меня. Словно проваливаясь в глубокий и прекрасный колодец, яуспел приникнуть в бешеном поцелуе и надолго потерял сознание.